Дживс, вы — гений! - Страница 10

Анализируя эту перемену в собственных чувствах, если, конечно, слово «анализ» здесь применимо, я пришел к заключению, что всему виной ее неуемная энергия. Конечно, хороша, глаз от нее не оторвешь, но есть серьезный недостаток: она из тех обожающих спорт девушек, которые непременно хотят, чтобы вы проплыли с ними милю-другую перед завтраком, а после обеда, когда у вас сладко слипаются глаза, тащат вас поиграть в теннис, сетов эдак пять-шесть для разминки. Прозрев, я понял, что на роль миссис Бертрам Вустер мне нужно что-то потише и поспокойнее, в духе Джанет Гейнор .

Но в случае с Чаффи эти недостатки обращаются в величайшие достоинства. Понимаете, он и сам помешан на спорте — что на лошади скакать, что плавать, стрелять, что лис травить, оглашая окрестности дикими воплями, словом, он в вечном, неугомонном движении. Он и эта барышня П.Стоукер буквально созданы друг для друга, и если я хоть как-то могу содействовать их сближению, я должен буквально вывернуться наизнанку.

И потому, когда увидел, что Полина вышла из дому и направляется ко мне с явной целью обменяться верительными грамотами, восстановить разорванные отношения и прочее, я не дал деру, а приветствовал ее жизнерадостным возгласом «Салют!» и позволил увлечь себя в укромную аллею, усаженную кустами рододендронов.

Теперь вы убедились, что мы, Вустеры, готовы на все, если надо помочь другу, потому что мне меньше всего на свете хотелось остаться наедине с этой девицей. Я, разумеется, опомнился после потрясения от встречи с ней, однако перспектива задушевного разговора тет-а-тет отнюдь не вдохновляла. Наши отношения были прерваны посредством почтового отправления, последний раз мы виделись еще женихом и невестой, так что сейчас мне было трудно выбрать правильный тон.

Однако мысль, что я могу замолвить словечко за старину Чаффи, воодушевила меня на подвиг, и мы уселись на простую деревенскую скамью, готовясь приступить к повестке дня.

— Никак не ожидала увидеть тебя здесь, Берти, — начала разговор она. — Что ты делаешь в этих краях?

— Я на время удалился от света, — объяснил я, радуясь, что обмен первыми репликами носит вполне светский, как я бы определил, характер. — Мне нужно было найти тихое место, где никто бы не мешал играть на банджо, вот я и снял этот коттедж.

— Какой коттедж?

— Я живу в коттедже на берегу.

— Ты, я думаю, удивился, когда увидел меня.

— Еще бы.

— Но не слишком обрадовался, верно?

— Ну что ты, тебе я всегда рад, но одно дело ты, и совсем другое — твой папенька и старый хрыч Глоссоп…

— Он вроде бы тоже не питает к тебе теплых чувств. А что, Берти, ты в самом деле держишь у себя в спальне столько кошек?

Я слегка ощетинился.

— Да, в моей спальне действительно были кошки в тот день, но инцидент, на который ты намекнула, был пересказан тебе в искаженном…

— Бог с ними, с кошками, это все чепуха, забудем. Но видел бы ты папину физиономию, когда ему рассказывали эту историю. Кстати о папиной физиономии: если бы я сейчас увидела ее, то померла бы со смеху.

Вот этого мне сроду не понять. Бог свидетель, я не обделен чувством юмора, но физиономия Дж. Уошберна Стоукера никогда не вызывала у меня желания хотя бы кисло усмехнуться. Внешность у него самая злодейская, здоровенный, кряжистый, глазки буравят вас насквозь, именно так я представляю себе средневекового пирата. Какой там смех, у меня в его присутствии язык прилипает к гортани.

— Я о том, что если бы он сейчас вдруг вынырнул из-за поворота и увидел, что мы тут воркуем как два голубка. Он уверен, что я все еще влюблена в тебя.

— Не может быть!

— Честное слово.

— Но как же, черт возьми…

— Поверь, это святая правда. Он разыгрывает из себя сурового викторианского отца, который разлучил юных любовников и теперь должен проявлять неусыпную бдительность, чтобы помешать их воссоединению. Знал бы он, как ты был счастлив, когда получил мое письмо.

— Ну что ты такое говоришь!

— Берти, не надо кривить душой. Ты же просто ликовал, признайся.

— Я бы этого не сказал.

— И не говори. Мамочка и так все знает.

— Ну знаешь, это просто черт знает что такое. Не понимаю, почему ты так считаешь. Я всегда восхищался твоими необыкновенными достоинствами.

— Как-как ты сказал? Слушай, откуда ты набрался таких выражений?

— В основном от Дживса. Он был мой камердинер. И у него был феноменальный запас слов.

— Ты говоришь «был»? Он что же, умер? Или спился с круга и растерял свой запас слов?

— Нет, он от меня ушел. Не вынес моей игры на банджо. Слух об этом распространился в свете, и теперь он служит у Чаффи.

— А кто это?

— Лорд Чаффнел.

— Вот как?

Мы оба умолкли. Она сидела и слушала, как ссорятся в ветвях близрастущего дерева две птицы. Потом спросила:

— Ты давно знаешь лорда Чаффнела?

— Да лет сто.

— И вы с ним близкие друзья?

— Ближе не бывает.

— Отлично. Я на это надеялась. Мне хочется поговорить с тобой о нем. Берти, я могу тебе довериться?

— Еще бы.

— Я была в этом уверена. Как славно встретиться с бывшим женихом. Когда порываешь помолвку, остается столько…

— Нет-нет, ты не должна чувствовать никакой вины, — горячо заверил ее я.

— Да я не о том, дурачок, я хотела сказать: чувствуешь к человеку братскую нежность.

— Ах вот как! Ты, стало быть, относишься ко мне как к брату.

— Ну да. И хочу, чтобы ты сейчас считал меня своей сестрой. Расскажи мне о Мармадьюке.

— Это еще кто такой?

— Лорд Чаффнел, балда.

— Так его зовут Мармадьюк? Ну и ну! Вот это да! Верно говорят, что человек не знает, как живет остальная половина человечества. Мармадьюк!