Дживс, вы — гений! - Страница 32


К оглавлению

32

Судя по тому, что я знаю о пожилых американцах, их существует два вида. Старик-американец первого вида — дородный, в роговых очках, само дружелюбие. Встречает вас, как родного сына: не дав вам опомниться, принимается трясти шейкер для коктейлей, с веселым смехом наливает вам один бокал, другой, третий, хлопает вас по спине, рассказывает анекдот про двух ирландцев, Пэта и Майка, — словом, жизнь для него сплошной праздник.

В американце второго вида преобладают холодные глаза стального цвета и квадратная челюсть, и он относится к английскому кузену с подозрением. Никаких шуток и прибауток. Он все время поглощен собственными заботами. Говорит мало. Судорожно вздыхает. И время от времени вы ловите на себе его взгляд, и тогда вам кажется, будто на вас глядит из приоткрытых створок раковины холодная и скользкая устрица.

Дж. Уошберн Стоукер был от рождения несменяемым вице-президентом этого второго вида, или, если угодно, класса.

Потому, увидев, что сегодня он не такой мрачный, как всегда, я почувствовал большое облегчение. Конечно, приветливой его манеру никто бы не назвал, но было видно, что он изо всех сил старается быть приветливым — в той мере, в какой ему это доступно.

— Надеюсь, мистер Вустер, вы не возражаете против тихой семейной трапезы? — спросил он, пожав мне руку.

— Ничуть. Очень рад, что вы пригласили меня, — ответил я (дескать, знай наших, мы в куртуазности никому не уступим).

— Только вы, Дуайт и я. Моя дочь не выйдет. Голова разболелась.

Удар прямо поддых. Значит, моя экспедиция лишилась всякого смысла, если называть вещи своими именами.

— Вот как? — отозвался я.

— Боюсь, она слегка переутомилась ночью, — проговорил папаша Стоукер, и в глазах у него мелькнуло знакомое рыбье выражение, так что я, читая между строк, догадался: Полину наказали и отправили спать без ужина. Старик Стоукер не принадлежал к современным отцам с широкими взглядами. Как я уже имел повод отметить, ему была явно свойственна пуританская суровость отцов-пилигримов, высадившихся некогда на диких берегах Америки. Короче говоря, он считал, что свою семью надо держать в ежовых рукавицах.

Поймав этот взгляд, я почувствовал, что мне трудно сформулировать вежливый вопрос:

— Значит, вы… э-э… значит, она… э-э…

— Да. Вы оказались правы, мистер Вустер. Она плавала ночью в заливе.

В его глазах снова плеснулась рыба. Так, Полина нынче вечером в большой немилости, это ясно, хорошо бы замолвить словечко за беднягу, но ничего не приходило в голову, на языке вертелось «Кто поймет этих девушек», но я не решится произнести это вслух.

В этот миг стюард объявил, что кушать подано, и мы двинулись в столовую.

Должен признаться, я несколько раз сожалел во время ужина, что из-за событий, значение которых никак не следует преуменьшать, за столом не присутствуют обитатели Чаффнел-Холла. Вы, конечно, усомнитесь в искренности этого моего заявления, ведь общеизвестно, что, если за столом отсутствуют сэр Родерик Глоссоп, вдовствующая леди Чаффнел и отпрыск последней, Сибери, вечер пройдет необыкновенно приятно. И тем не менее я предпочел бы их общество. Обстановка была такая гнетущая, что вся еда приобретала вкус золы. Если бы этот грубиян Стоукер не совершил столь диковинный поступок и сам не пригласил меня на яхту, я бы заключил, что его от одного моего вида тошнит. Он сосредоточенно жевал в мрачном молчании, явно поглощенный собственными тайными мыслями. А если что-то и произносил, то вроде как через силу и ужасно свысока. Можно сказать, сквозь зубы цедил, во всяком случае, очень близко к этому.

Я изо всех сил старался поддерживать разговор. И только когда этот мальчишка Дуайт удалился из-за стола и мы стали закуривать сигары, я наткнулся на тему, которая вызвала у хозяина интерес, он оживился, даже настроение поднялось.

— Славная у вас яхта, мистер Стоукер, — сказал я.

В первый раз за все время в его лице появились признаки жизни.

— Одна из лучших в мире.

— Я мало плавал на яхтах. И никогда не был на такой большой, если не считать яхт-клуба на острове Уайт.

Он знай себе дымит. Зыркнул в мою сторону глазом и шарнире, потом снова заговорил:

— Удобная вещь яхта.

— Еще бы.

— Можно разместить массу друзей

— Да уж.

— И отсюда им не так просто удрать, не то, что на суше.

Странное представление о гостеприимстве, но, думаю гости от такого мрачного зануды, как Стоукер, буквально разбегаются, он наверняка не раз от этого страдал. Вот уж поистине дурацкое положение: вы приглашаете кого-то погостить к себе в загородный дом на недельку, а назавтра перед ленчем обнаруживается, что гость тихонько улизнул на поезде.

— Желаете осмотреть судно? — спросил он.

— С удовольствием.

— Буду рад показать его вам. Сейчас мы находимся в салоне.

— А-а.

— Я покажу вам каюты.

Он встал, и мы пошли по коридорам и переходам. Подошли к какой-то двери. Он открыл ее и включил свет.

— Одна из наших самых больших кают для гостей.

— Здесь очень славно.

— Войдите, посмотрите хорошенько.

Я не понимал, чего тут, собственно, рассматривать, все и с порога видно, но спорить в таких случаях не принято.

Я прошелся по каюте, потыкал пальцем матрас.

И в эту минуту дверь захлопнулась. Я быстро обернулся — старик исчез.

Странно, решил я. Более чем странно. Я подошел к двери и повернул ручку.

Дверь, будь она трижды проклята, была заперта.

— Эй! — крикнул я.

Никакого ответа.

— Эй! Мистер Стоукер!

Тишина, и какая глубокая.

Я сел на кровать. Что ж, надо все основательно обдумать.

32