— Придется разбить окно.
— Что ж, разобью.
Он смело и решительно зашагал прочь, а я, с сомнением покачав головой, поплелся к беседке.
Не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь ночевать в беседке. Если нет, лучше не экспериментируйте, никому из своих друзей я бы не посоветовал проявлять любопытство. Спросите меня, и я с полным знанием дела расскажу вам о ночлеге в беседках. Насколько мне удалось установить, в подобной эскападе нет решительно ничего привлекательного. Во-первых, вы будете весь как избитый, потому что лежать невыносимо жестко, во-вторых, холодно, но и это еще не все, главное — страшно. Вам сразу же вспоминаются все когда-либо читанные истории о привидениях, в особенности такие, где людей обнаруживали наутро хладными трупами без каких бы то ни было следов насильственной смерти, но с выражением такого ужаса в глазах, что нашедшие их только бледнели и молча обменивались взглядами, дескать, ну и дела. Все время что-то скрипит. Вам слышатся крадущиеся шаги, вы видите тянущиеся к вам со всех сторон из темноты костлявые руки. И как я уже сказал, лютый холод и боль во всем теле. Ничего гнуснее не придумаешь, и умный человек никогда не пустится в такую авантюру.
А меня ко всему прочему еще терзала мысль, что вот не хватило у меня смелости пойти с этим отважным стариком Глоссопом в гараж, и теперь я вынужден куковать в этом вонючем строении и слушать завывания ветра. Понимаете, в гараже я не только отмыл бы лицо, я бы сел за руль своего верного «Уиджена», который в нетерпении грыз удила и бил копытом, и мы помчались бы в Лондон, распевая, например, что-нибудь цыганское.
Но у меня не хватило духу рискнуть. Гараж находится в самом сердце зоны повышенной опасности, размышлял я, в секторе неусыпного обзора Ваулза — Добсона, а мне была невыносима мысль, что вдруг я встречу сержанта полиции Ваулза, ведь он непременно задержит меня и начнет допрашивать. Беседы с ним прошлой ночью вконец деморализовали меня, этот цербер на службе Закона недреманно рыщет в поисках нарушителя, он не знает ни минуты покоя и возникает перед вами из-под земли в самую неподходящую минуту.
И я остался в беседке. Перевернулся с боку на бок в сотый раз в надежде найти мало-мальски удобную позу, и снова попытался заснуть.
Знаете что меня всегда удивляет? Меня удивляет, как человек вообще может спать в таких условиях. Лично я довольно скоро распрощался с какой бы то ни было надеждой на сон, и потому представьте себе мое удивление, когда я, увертываясь от леопарда, который больно тяпнул меня сзади за брюки, вдруг проснулся и понял, что все это было во сне, среди присутствующих никаких леопардов не наблюдается, что солнце встало и день начался, а рядом на траве уже завтракает ранняя пташка, и мало того, что завтракает, но и громко оповещает об этом весь мир.
Я подошел к двери и выглянул наружу. Мне не верилось, что уже утро, но утро в самом деле настало, и какое прекрасное утро. Воздух прохладен и свеж, на траве длинные тени, и все так радует душу, что многие на моем месте стащили бы с ног носки и бросились отплясывать по росе. Носков я, впрочем, не стащил, хотя чувствовал необыкновенную окрыленность, мой дух воспарил к таким высотам, что ничего материального во мне словно бы и не осталось, но тут мой голодный желудок вдруг выпрыгнул из спячки, я почувствовал, что одно только и важно в этом мире, равно как и в следующем, — добрый кофейник кофе и полная, с верхом, тарелка яичницы с беконом.
Вообще с завтраком дело обстоит не совсем понятно. Когда вам нужно лишь нажать кнопку звонка, и домашняя прислуга кинется метать перед вами все, что может пожелать душа, начиная с овсяной каши, джемов, мармелада и кончая консервированным мясом, вдруг оказывается, что только содовая и сухарик не вызывают у вас отвращения. Но если никто вам завтрак не подает, вы превращаетесь в удава, которого удар гонга известил, что в зоопарке настало время обедать. Лично я, как правило, должен в той или иной мере настроиться на еду. Понимаете, я обычно не спешу завтракать, сначала мне нужно выпить чаю и хорошенько подумать. Вы, возможно, представите себе, как разительно изменился мой взгляд на институт завтрака, если я вам расскажу, что неподалеку молоденький петушок вытаскивал из земли длинного розового червя, а я с завистью смотрел и думал, что с удовольствием разделил бы с ним трапезу. Честное слово, в эту минуту я не побрезговал бы и добычей ястреба.
Мои часы остановились, я понятия не имел, который сейчас час, и к тому же не знал, когда Дживс собирается идти во вдовий флигель, чтобы встретиться со мной. Вдруг он уже на пути туда, придет, увидит, что меня нет, и махнет на все рукой, дескать, что толку стараться, все бесполезно, и скроется в неприступной цитадели людских помещений Чаффнел-Холла. От этой мысли у меня противно засосало под ложечкой. Я вышел из беседки и, прячась в кустах, начал пробираться к замку, точно идущий по следу индеец, так что никто меня не мог заметить.
Я почти обогнул угол дома и уже приготовился пулей промчаться по открытому пространству, и тут увидел через открытую стеклянную дверь маленькой столовой картину, которая буквально заворожила меня. Если вы скажете, что она проникла в самые потаенные глубины моего существа, вы не ошибетесь.
В столовой горничная только что поставила на стол большой поднос.
Льющееся в комнату солнце освещало волосы горничной, и, увидев, что они медные, я заключил, что это, должно быть, и есть Мэри, нареченная констебля Добсона. В другое время это обстоятельство меня бы непременно заинтересовало, но сейчас не было ни малейшего желания подвергать девицу критическому рассмотрению и решать, удачный выбор сделал констебль Добсон или промахнулся. Все мое внимание было приковано к подносу.